— Ай! Больно же!
— Не ври, — фыркает Намджун, скептически смотря на своего подчинённого, и скрещивает руки на груди, прежде чем достать бумажный шарик из корзины.
Чонгуку нравилось быть полицейским. Нравилось осознавать, что он тот, кто приносит справедливость в мир, и тот, благодаря кому улицы Сеула с каждым днём становятся всё безопасней.
В своём первом отчёте он описал подозреваемого как «полный хуесос, который даже не смог убежать с награбленным дерьмом; пытался украсть деньги, чтобы сделать себе новую причёску», и после этого капитан Ким стал лично проверять каждый его отчёт.
— И каким же чёртовым образом ты узнал об этом? Только не говори мне, что пробивал его по базе, — с преувеличенным отвращением тянет Джексон.
— Нет, я просто видел, как он читал учебник из колледжа. Это называется уделять внимание мелочам.
Я уверен, ты знаешь, что это. Сейчас у тебя два варианта: либо ты бросаешь нож, и я отвожу тебя в участок, либо ты продолжаешь всё это дерьмо, и я набиваю тебе морду, а затем веду твой тупой зад в участок уже в наручниках, навешивая на тебя там все обвинения, что смогу придумать.
Всё, чего он хотел, это лишь провести пару приятных минут с Мистером Очарование, но этот уёбок разрушил все и заставил ловить его в нерабочее время. Блядство. Ну вот, теперь ему еще и нужно убедиться, что этот кусок дерьма будет доставлен в участок.
— Вооружённое ограбление. Направил нож на кассира, когда я был в здании, просто как ёбаный идиот. Я ожидал лучшей подготовки, — коротко поясняет Чон, в то время Сынчоль ловко снимает с грабителя наручники.
Чонгук сразу же торопливо выпрямляется, проверяет форму, пару раз проводит рукой по волосам и хватает первый попавшийся отчёт с ближайшего стола (принадлежащий, вообще-то, Хонбину).
— Ты видел его улыбку? А глаза? У него даже голос милый! А его руки? У него такие маленькие…
— Не мог бы ты завалить своё хлебало? — шипит Юнги, резко разворачиваясь на углу.
— Но они были от Чимина! Я собирался сохранить их! — беспомощно скулит Чонгук, жалостливо смотря на единственный оставшийся кексик.
— Это кексы. Ты всё равно бы не смог хранить их вечно, — устало бормочет Юнги, забирая свой значок.
— Я мог заморозить их.
— Тебе не кажется это ужасным?
— Я предпочитаю называть это романтичным.
«Как боженька щедр сегодня», — думает Чонгук. Последнее, чего он хочет — это блевать рядом с предметом своего обожания.
— Ответь на вопрос. Он милый? — продолжает Чонгук с лукавой усмешкой, наклоняясь к Юнги.
— Зачем? Ты внезапно понял, что твоя любовь к тому кассиру безнадёжна, и решил найти кого-то другого?
— Ну так что? Ты просто проводил его и всё?
— А что ещё должно было произойти? Я не ты, я не преследую жертв.
— Я тоже их не преследую! Я начал следить за ним до того, как он стал жертвой!
Чонгук всегда был уверен, что Тэхён — совершенно особенное существо, которое нужно было оберегать изо всех сил и никогда-никогда не обижать. Просто золотце, а не ребёнок.
— Это был риторический вопрос. Все и так знают, что ходишь, — перебивает Чонгук. — Мне нужно место для ужина, кричащее о том, что он мне нравится, но не слишком отчаянно.
— О-о, вижу, ты таки отрастил яйца и решился пригласить свою кассиршу на свидание, — ухмыляется Сондже
— А, сейчас объясню. Я вегетарианец. Ну, точнее я иногда ем морепродукты, так что правильнее будет, наверное, пескетарианец.
— Пес…кто?
— Хватит изображать из себя крутого копа, ты, кусок дерьма, — шипит Чонгук, ударяя того по ноге. — И я никогда не запугивал и не буду запугивать Чимина.
— Значит ли это, что ты собираешься запугивать других людей?
— Нет! Естественно, я хочу его, но не сейчас. Сейчас я просто хочу встречаться с ним и узнать его получше.
— Как поживает твоя пиздёнка, Чонгук? — морща нос, спрашивает Джексон и тут же получает подзатыльник от Сондже.
— Видишь, — тоже решает вставить свои пять копеек Чонгук, указывая на Сондже, — вот почему он каждый раз ходит на свидания, и почему ты, — продолжает он, указывая на Джексона, — никогда этого не делаешь.
— А я всё сижу и понять не могу, почему вы такие припизднутые, — грустно вздыхает Юнги, качая головой.
— Это и должно быть больно. Да, блять, оно действительно прошло хорошо, и Чимин даже сказал, что заплатит в следующий раз сам. Так что сосите, уёбки.
— Это всё, конечно, очень мило, но разве ты не должен быть сейчас на патруле? — сухо прерывает его речь кто-то позади.
Сегодня понедельник, а по понедельникам у него всегда настроение выписывать штрафы.
Намджун знал, что она не любила его. Но это не значило, что ему не было больно — было, и очень.
Чон Чонгук больше не будет ходить вокруг да около, он выше этого. Он — настоящий мужик и теперь сможет наконец оставить дни безответного и безнадёжного сталкинга за кассиром позади.
— Чертовски серьёзен. Серьёзен как… как там дальше?
— …инфаркт? — с надеждой предполагает Чимин, беря новую упаковку мармеладных мишек, лежащую рядом с ним.
— Точно. Серьёзен как инфаркт.
— Это... очень серьёзно.
Намджун не раз встречался лицом к лицу с убийцами, насильниками и грабителями, без дрожи глядя им прямо в глаза, но пытаться говорить с кучей маленьких детей внезапно оказывается на совершенно другом уровне.
Но ключа почему-то нет. Нигде.
Он широко открывает глаза, в панике хлопая себя по всем карманам.
Срань господня. Это не должно было случиться. Где, блять, его ключи?
— Ты сейчас издеваешься? — Сокджин даже не замечает, как переходит на «ты».
— Если б я мог.
— О боже... к нам же должен прийти ещё один родитель!
— А он, случайно, не слесарь?
— Ты точно издеваешься.
— Или бывший заключённый. Это тоже должно сработать.
Но Чонгук был бы не Чонгук, если бы понял всё с первого раза, так что он просто навязчиво продолжает пытаться выяснить, что же всё-таки случилось.
— Я восхищён, — лениво опираясь на спинку своего кресла, говорит Чонгук.
— А я даже не удивлён, — тихо бормочет со своего места Юнги.
Чимин тяжело сглатывает и, опасаясь лишнего внимания, пытается вытащить свою руку из руки Чонгука, но тот продолжает твёрдо сжимать его ладонь — офицера Чон Чонгука абсолютно не ебёт мнение окружающих людей.
— Офицер, я думаю, люди смотрят… — робко начинает Чимин, смущённо опуская голову.
— Потому что мы хорошо смотримся, — легкомысленно отвечает Чонгук, тем самым заставляя Чимина покраснеть ещё сильнее.
Чонгук будто шар, полный приятных сюрпризов.
— И тебя совершенно не волнует, что я не гей?
— Как я уже говорил, не беспокойся об этом. Я верю, что любая мечта может стать явью, если приложить достаточно усилий.
— Ага. Я думаю, мы должны взяться за руки.
— …что? Нет!
— Почему нет? Мы же держались за руки в театре! — капризно возражает Чонгук, будто вредный ребёнок, считающий, что все его фантазии непременно должны воплощаться в реальности.
— Тут же люди! — возмущённо шипит Чимин, пытаясь спрятать лицо в ладонях.
— И?
— Ты сейчас где-то в Америке? А может, в Европе? Потому что это явно не те вещи, которые приветствуются в Корее!
— Я абсолютно уверен, что это законно в Корее. Я коп, верь мне. Я бы знал, если незаконно.
Он без проблем может ввязаться в поножовщину с преступником, но чувствует себя абсолютно беспомощным, пытаясь узнать объект своего внимания.
— Это пиздецки больно… и я не вру. Но поначалу действительно нет, потому что включается твой инстинкт выживания. Боль приходит постепенно. И потом становится такой сильной, что тебе сложно даже дышать.
— Тогда что у тебя с лицом? Ты под кайфом что ли?
— Под кайфом от любви, мой друг, — с улыбкой отвечает ему Чонгук, счастливо откидываясь на спинку кресла.
— Делали что-то интересное?
— О да, — с улыбкой отвечает Чонгук, и Хонбин наклоняется вперёд, наконец заинтересовавшись разговором.
— Ого, неплохо, Чон, совсем неплохо. Ну что вы там, говоришь, делали?
— Держались за руки.
— …и?
— Что «и»?
— Почему ты такой скучный.
— Почему ты такой доёбистый, — тихо бормочет под нос Юнги, поворачиваясь обратно к своим отчётам и тем самым показывая, что разговор окончен.
— Можно зайти к тебе в гости? Мне любопытно, — с усмешкой спрашивает Чонгук, наклоняясь к напарнику.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что я тебя не приглашал.
— Тогда почему бы тебе не пригласить меня?
— Потому что я не хочу.
— Почему?
— Потому что это ты.
— А что со мной не так?
— Всё.
— Какой же ты мудак.
— Верно подмечено.
Уже там он понимает, что не знает, чем точно болен Чимин; но это не так важно — он просто скупает все лекарства от каждой из известных ему болезней: лихорадки, боли в горле, в мышцах, обезболивающее при менструальных спазмах.
— Чимин болен, — прямо с порога громко объявляет на весь участок Чонгук на следующее утро. Джексон и Хонбин, до этого спокойно разговаривающие между собой, одновременно нахмурившись, кидают на него удивлённые взгляды.
— И зачем нам нужно это знать? — недовольно спрашивает Джексон.
— Он болен, ты, бесчувственный ублюдок, — с досадой отвечает Чонгук, кладя руку на сердце в знак искреннего сострадания.
— И всё-таки, зачем?
— Парни, Чимин болен. Я дал ему лекарства и всё необходимое, но почему он тогда всё ещё болен? Может, мне нужно в больницу его отвезти? — перебивает Чонгук, начиная злиться из-за смены темы. Если честно, его вообще не волновало, что там было у Хонбина прошлой ночью, а чего не было. И это совсем не заслуживало той пятюни, что дал ему Джексон. Да блять, зачем вообще праздновать что-то, что и так регулярно происходит каждую неделю?
— Ты дал ему лекарства? — заинтересованно переспрашивает Сондже, явно впечатлённый от такого поворота, отхлёбывая кофе из своей чашки, тем самым стараясь скрыть удивление.
— Да.
— И потом заботливо уложил в кроватку и остальное, да? — поигрывая бровями, предполагает Сондже, но Чонгук этот жест с его стороны не оценивает.
— Нет, просто оставил около двери.
— Просто ты очень милый, Чон, — ухмыляясь, весело мурлычет Сондже, взъерошив голову младшего офицера. — Ну так что, и теперь ты беспокоишься, что он может быть всё ещё болен?
— Да, — отвечает Чонгук, убирая его руку со своей головы и стараясь игнорировать многозначительные взгляды и подмигивания от остальных. И вообще, нахуй Юк Сондже. Чонгук не милый. Он мужественный. Самый настоящий мужицкий мужик. Какой хотите, но не милый.
— А чем он болен хоть?
— Я не знаю.
—…но ты же сказал, что отнёс ему лекарства…
— Я просто принёс лекарства от всего.
—…что?.. ты даже не?.. — изумлённо выдохнул где-то рядом с Сондже Джексон, и Чонгук кинул на него резкий недовольный взгляд.
— Знаете что? Идите-ка вы все нахуй, уёбки. Ты, да, ты и ты тоже. Все идите, — чуть ли не рычит на следующий день на весь участок Чонгук, только появляясь на его пороге, поочерёдно указывая пальцами на всех присутствующих. — Кроме вас, капитан, — уже спокойнее добавляет он, когда Намджун удивлённо приподнимает брови на его первое заявление, оторвавшись от своей папки.
— И почему же ты так сильно хочешь, чтобы все здесь присутствующие пошли нахуй? — мягко интересуется Намджун, с неизменным выражением перелистывая страницу документа. — ...спросил бы я, если бы мне не было плевать, — скучающим тоном продолжает он, в конечном итоге закрывая свою папку. — Итак, сегодняшний день обещает быть жёстким, парни. Планируется большой антиправительственный митинг возле мэрии во второй половине дня, и у них нехватка людей для его контроля, так что они просят нашей помощи. Вы знаете, что делать.
— Дерьма кусок, — раздражённо шипит Юнги, грубо отталкивая его руку.
— Ну, теперь точно уверен, что ты всё тот же, — с коротким смешком ухмыляется Намджун. — А вот если бы ты резко подобрел после удара по голове, я бы забеспокоился.
— Слушай, офицер. Каждый из нас нуждается в чьей-то помощи время от времени, и тебе нужно всего лишь не отказываться, раз предлагают, верно? — подаваясь вперёд, серьёзно говорит Сокджин.
— Как ты жив ещё вообще?
— Секрет в том, что я неуязвим.
Он знает, конечно, что выглядит сейчас немного потрёпанно, но как, сука, вообще этот мудак посмел сравнить его с бомжом? Где он видел настолько горячих бомжей?
Сейчас его даже не волнует, что он находится в присутствии парня своей мечты, потому что его рот, судя по ощущениям, находится где-то в жопе сатаны, а губы жарятся на адском огне (который к тому же находится в самом глубоком месте этого ебучего ада).
— Прекрати вырываться, — повышает голос Юнги, когда тот делает попытку скинуть его руку.
— Но на мне твоя рука!
— Ага, я в курсе. Но я вроде тебя не лапаю, так что прекрати истерить и успокойся.
— Ох, не стоит, я в полном порядке.
— Можешь ты просто перестать говорить, что в порядке? Я же вижу, что нет, так почему бы просто не сказать об этом? Раньше у тебя с этим проблем не возникало.
— Ты готовишь? — тупо спрашивает Хосок, во все глаза наблюдая за развернувшейся на его кухне деятельностью.
— Нет, я варю метамфетамин, а ты о чём подумал?
— Я тоже тебя люблю, Чон. Ну, что на этот раз? Скажи хотя бы, что хоть за задницу его потрогал, — продолжает Хонбин, делая жамкающее движение руками.
— Ты что, животное?
— А ты что, герой детской сказки? — спрашивает Джексон, подходя к офицерам с чашкой кофе.
— В следующий раз вы, наверное, даже до поцелуев в губы дойдёте.
— Да, я тоже на это надеюсь, — со смущённой улыбкой отвечает Чонгук и возвращается к себе на место.
—…иногда я действительно волнуюсь о нём.
— Капитан Чон Тэгун из Мапхогу?
— Да. Я думаю, вы, ребята, помните его и его команду ещё с прошлых лет, когда мы работали вместе.
— Люблю этого парня, — говорит Хонбин, откидываясь назад на спинку стула. — Много не разговаривает, но чёрт, разозли его — и мокрого места от тебя не оставит.
— Прекращай пропагандировать насилие в моём участке, — жёстко остегивает его взглядом Намджун, но все знают, что он это не всерьёз.
— Ты будешь тем, кто запаникует первым, — указывая на Чонгука, широко ухмыляется Джексон, довольный своей шуткой. Чонгук кидает на него уничтожающий взгляд.
— И это всё, что ты можешь сказать об этой ситуации? — закатывая глаза, интересуется Хонбин.
Он полицейский. Он не должен пугаться таких вещей. Паниковать нельзя, нельзя из-за своей мимолётной слабости подвергать опасности и остальных тоже.
— Ну, по крайней мере, тебя не застрелили, — задумчиво тянет Хонбин, потягиваясь.
— Но меня подстрелили, идиот.
— Пуля просто задела тебя. Это не считается.
— Да ладно тебе, ты тоже можешь так делать. Ну, а если серьёзно, ты действительно в порядке?
— Ты про руку? Через пару дней она…
— Нет, я не про руку. Про тебя. Ты в порядке? Ты только что вернулся из рейда… там были ножи, бандиты, оружие и наркотики.
— Оу… это? Ну, я полицейский, это… — неуверенно тянет Намджун, надеясь, что этого ответа достаточно.
— То, что ты полицейский, не значит, что ты по умолчанию всегда должен быть в порядке.
— Ну… это моя работа, — отвечает Намджун, но Сокджин всё равно ловит нотки некоей неуверенности в его голосе.
— Твоя работа — бороться с преступностью. А не хоронить в себе все чувства. Ты не машина, Намджун.
— Да. Я повалил его на землю, но всё закончилось тем, что он приставил мне пушку к голове. Но потом пришёл наш капитан и приставил пистолет уже к голове этого мудака, просто как чёртов бог, и спас мне жизнь.
— Это было достаточно… глубокомысленно. Он так серьёзен насчёт этого.
— Не ведись на это, он просто идиот.
— Мои глаза!
— Да, это твоя награда за то, что ты такой идиот. Мои поздравления.
— Блять, они просто горят!
Юнги кидает на него тяжёлый взгляд, буквально означающий: «ну почему же ты такой безнадёжный дебил», но Чонгук, как и всегда, полностью игнорирует его.
— А что если я скажу, что уже настолько пьян, что не вспомню ни слова из этого разговора?
— Но это неправда.
— Я знаю, но иногда небольшая ложь приносит больше пользы, чем вреда.
— Нахуй вас всех, — Юнги взрывается ровно в тот момент, когда Намджун выходит из своего офиса. Капитан приподнимает в удивлении бровь, но ничего не говорит, догадываясь, что это наверняка было заслуженное оскорбление.
— Нет, этого достаточно. Сейчас тебе нужно поспать.
— Не-е-ет, я люблю пиво…
— Ты ненавидел его ещё двадцать минут назад, — веско возражает Юнги, вставая с дивана.
— Как же, я вас, сука, ненавижу, — сквозь зубы цедит Чонгук, в бессилии сжимая кулаки — а всё потому, что эти ебливые гады (читай: офицеры) сейчас направляются прямо в магазин, где работает Чимин, и помешать им нет совершенно никакой возможности.
— Я убью тебя. И я полицейский, Ван. Я смогу избежать наказания.
— Ой, да не пизди, Чон, у тебя извилин на это не хватит.
— Он… говорит обо мне? — дрожащим от волнения голосом переспрашивает кассир и неуверенно пожимает протянутую ему руку.
— Да. Буквально всё время, как будто ему никогда не надоест.
— Ты, блять, не посмеешь.
— Я сказал, что он милый, а не что хочу его трахнуть, боже. Успокойся, — драматично закатывая глаза, говорит Сондже. — Он просто не такой, каким я его представлял.
Чонгук чувствует слабость в коленях.
— Чёрт. Я влюблён, — восхищённо выдыхает он.
— Вот дерьмо, кажется, я тоже, — бормочет Джексон и снова зарабатывает смачный удар от Чонгука.
Как будто Юнги способен только на два состояния: либо абсолютное спокойствие вкупе с полной пофигистичностью, либо все эмоции вместе и сразу.
Я не собираюсь стоять здесь и делать вид, что знаю всё о человеческой сексуальности, но я и не настолько глуп, чтобы не осознавать моих очевидных чувств к тебе. И я хочу, чтобы ты дал мне шанс показать, что я серьёзен.
— Ты точно что-то натворил.
— Ну чего ты приебался, Ван. Почему сразу я?
— Потому что это всегда ты.
Знакомиться и завоёвывать женские сердца всегда было чем-то почти естественным для него, но сейчас он совершенно не понимает, что делать. Как обращаться с, возможно, самым важным в его жизни после сына, человеком?
— Я думаю… мне кажется, у капитана есть чувства ко мне?
На секунду офис погружается в пугающую тишину, а потом Хонбин глубоко вздыхает и кричит:
— Кто, чёрт возьми, дал наркотики Чону? Ван, я же сказал тебе запереть комнату с уликами!
— Дядя Чон! Я не могу выбрать! — кричит Тэхён откуда-то сзади, и Чонгук, не глядя, отвечает «тогда возьми обе».
— Просто поверить не могу, что перекинул тебя через себя… но я попытался смягчить падение, когда понял, что это ты…
Но — что гораздо хуже — Хосок потихоньку начинает осознавать, что выбирать подарок для того, кто тебе нравится гораздо, гораздо тяжелее, чем обычно.
Намджун может быть тихим и спокойным, мирно пишущим отчёты мужчиной, но все также знают, что у него есть и тёмная сторона.
— Знал? Знал и никому не сказал?! И кто ты после этого? — Сондже возмущён до глубины души.
— Парень с пушкой, — пожимает плечами Чонгук.
— …ты что, серьёзно гуглишь сейчас, заразна ли гомосексуальность? — спрашивает Сондже, заглядывая в компьютер что-то яростно строчащего на клавиатуре Хонбина.
— Я должен быть готов, если это случится со мной, ясно?
Юнги выходит одним из последних; его лицо покрыто кровью, потом и грязью, волосы спутаны, а одежда сильно помята и местами даже порвана — похоже, ему не повезло ввязаться в рукопашный бой.
— Итак, раз мы не можем устроить нашу традиционную рождественскую вечеринку в участке, было решено провести её здесь, в больнице. Ну знаете, чтобы вы, парни, не померли в процессе.
— Мин. Подумай. Один раз ведь живёшь…
— Скажи это ещё раз, и я собственными руками прибью тебя.
— Я, кажется, советов твоих не просил, — огрызается Юнги, в раздражении громко выдыхая через нос.
— Но ты ведь и сам знаешь, что я прав. Я ведь всегда прав, — подчёркнуто раздражающим тоном продолжает Сондже, чем дико треплет Юнги нервы.
— Не слушай его, — мгновенно влезает Чонгук, приобнимая Чимина за талию. — Ты сущий кошмар, а не человек, и мы не будем молчать.
— …стой, что происходит. Я не понимаю, что происходит, — хрипло говорит Хосок, понимая, что что-то не сходится.
— Ты не понимаешь, что происходит? Я вот тоже в душе не ебу, что происходит. Как Чонгук вообще с этим связан?
— Пиздец, как же отвратительно. Я знаю, я только что поцеловал тебя, но теперь мне хочется съездить тебе по лицу.
— Попроси у него разрешения откусить.
— Что?
— Попроси разрешения откусить от его торта, и он покормит тебя. Постарайся выглядеть сексуально при этом. Постони немного, если сможешь.
Чонгук чувствует себя мудаком. Просто полным мудаком со своим дурацким стояком в своих дурацких спортивках.
— У него опять то дебильное выражение лица.
— Позволю себе с вами не согласиться: тупое-то оно у него всегда, можно даже сказать, идиотское, но сейчас, как мне кажется, всё-таки немного другое.
Они не кричали — лишь цинично обменивались холодными, язвительными замечаниями, каждое из которых буквально раздирало чонгукову душу на куски.
— Так гейство всё-таки заразно, — тихо бормочет куда-то себе под нос Хонбин, но Джексон слышит и бьёт его за это по руке.
— Необязательно быть геем, чтобы быть в состоянии оценить мужскую красоту. Ну, а если уж на то пошло, геи у нас в наличии имеются.
Вот раньше — когда Чонгук еще не встречался с Чимином — было лучше. Гораздо лучше. Никаких соплей, и куча новинок для его коллекции. А сейчас? Одни любовные драмы, ей-богу. Совершенно бесполезная трата времени.
— То есть, если я правильно понял, он как бы пытается защитить тебя, но совершенно не считается с твоим мнением при этом?
— Именно.
— Ну типа того. Так, лучше допить пиво раньше, чем дойдёт наша очередь подниматься на сцену. Мы должны быть настолько пьяны, насколько это вообще возможно.
— Звучит как план, — соглашается Намджун, снова присасываясь к своему стакану.
— Тэ остаётся у нас на ночь, да, Куки? — кричит откуда-то с кухни Чимин, продолжая готовить ужин.
— Да! Я обещал капитану освободить дом, чтобы они могли нормально потра…
— Чон Чонгук!
Спарринги жёсткие, будто не на жизнь, а на смерть — в какой-то момент перестают быть просто тренировкой, служа платформой для установления своей власти и превосходства над теми, кто не может оказать должный отпор.
— Он учится в академии с Чимином, и они проводят вместе так много времени и…
— Хочу ещё раз напомнить тебе о том, что не все окружающие тебя люди — геи.
— А вот в этом ты не прав. Люди думают, что они натуралы ровно до тех пор, пока не встречают Чимина.
— Но это Чимин.
— И это абсолютно ничего не меняет.
— Но. Это. Чимин.
— И даже если ты скажешь ещё громче — тоже.
— Правда? Папа не разрешает мне есть мороженое…
— Для этого у тебя есть я, — самодовольно усмехается Сокджин, щуря глаза на счастливо улыбающееся лицо мальчика.
— Не хочу слышать о твоей супер-гейской личной жизни.
— Что такое? Боишься, что тоже захочешь? — поддевает его Чонгук, широко ухмыляясь и откидываясь на спинку своего стула, тут же забывая про отчёт.
— У нас живёт друг Чимина.
— Ну, хорошо, и?
— Что ты имеешь в виду под «ну, хорошо, и»?
— Что я не вижу здесь никакой проблемы.
— Он проводит так много времени с…
— Я понял, хватит. Если ты говоришь всё о том же парне, я клянусь, я…
— О нём.
— И снова, не все люди — геи, и если ты снова начнёшь мне втирать про чиминосексуальность, богом клянусь, я…
— Да мне плевать, что он натурал! Речь вообще не об этом?
— А о чём тогда?!
— У нас не было секса уже четыре дня. Четыре! Даже дрочки. Даже легонечко за яй… — начинает Чонгук, делая оглаживающее движение рукой и недовольно хмурясь, когда Джексон со всей дури бьёт его папкой по этой самой руке.
— Заткнись, пожалуйста, нахуй. На-хуй. Заткнись. Серьезно, только попробуй ещё раз это сказать, и я тебе въебу, — умоляюще-угрожающим голосом перебивает его Джексон, роняя папку на стол и драматично закрывая уши ладонями. Как бы он ни был толерантен к чонгуковой ориентации, он не хочет представлять, как маленькие ручки Чимина нежно держат член его товарища.
— Не хочу слышать о твоей супер-гейской личной жизни.
— Что такое? Боишься, что тоже захочешь? — поддевает его Чонгук, широко ухмыляясь и откидываясь на спинку своего стула, тут же забывая про отчёт. В участке уже давно шутили о том, что Джексон в действительности не такой уж и натурал, каким хочет казаться, и что принятие им своей ориентации — всего лишь вопрос времени. Некоторые офицеры даже ставки делали на то, как долго он продержится, прежде чем начнёт искать себе пару в Итэвоне.
— Может быть. Но точно не от тебя, — недовольно фыркает Джексон, отмахиваясь от него рукой.
— Извини, но ты ничего не получишь от меня. Мой член предназначен для Чимина и только для него.
— От… серьёзно. Отъебись.
— Ты ведь сверху? — спрашивает Хонбин, внезапно отчего-то заинтересовываясь в разговоре. Обычно он пропускает мимо ушей большую часть того, о чём болтают эти двое, но, чёрт, такую тему просто грех проигнорировать.
— По большей части да, — пожимает плечами Чонгук, зачем-то начиная барабанить пальцами по столу.
— Стой, что ты имеешь в виду под «по большей части»? — непонимающе прищуриваясь, спрашивает Джексон, быстро наклоняясь вперёд.
— …я даже представить не могу, как ты можешь быть снизу, — начинает Хонбин, всплёскивая руками. — Как… ну ты такой… я не знаю, такой… Джексон, помоги, что же это за слово?
— Такой не ебабельный? — предполагает Джексон, за что получает испепеляющий взгляд от своего напарника.
— …хорошо, не совсем то, что я имел в виду, но, думаю, тоже подходит.
— Подождите-ка, и почему это я не ебабельный? — сразу же откликается Чонгук, возмущённо щуря глаза. — Да каждый хочет меня выебать!
— Какого чёрта тут происходит? — спрашивает вернувшийся с патруля Сондже, пока ничего не понимающий Мингю неловко маячит где-то позади. — Почему Чонгук хочет, чтобы его выебали?
— Думаю, ты не хочешь этого знать, — отвечает за всех Хонбин, откидываясь на спинку своего стула и стараясь особо не думать о том, что Чонгук пассив. — Но он тут знатно истерит по поводу того, что Чимин не может оставить нуждающегося человека в беде и чуть ли не каждого встречного-поперечного тащит к ним в квартиру. Ну и теперь вместе с ними живёт какой-то чувак.
— Если будешь отказываться, я расскажу Хосоку, что у тебя есть алтарь в его честь на рабочем столе.
— Какого чёрта? Нет у меня никакого алтаря.
— Да, но он-то об этом не знает.
—........
— А я ведь расскажу. И что будет тогда, а?
— Ага. Знай, кто тут в доме хозяин.
— И, дай угадаю… всё это будет продолжаться до самого дня выступления.
— Обожаю, когда ты так быстро улавливаешь суть. Вот они, плюсы встречаться с умным мужчиной, — мурлычет Сокджин, целуя Намджуна в шею.
— Мне уже заранее жаль будущего ребёнка Чонгука, — бормочет Хонбин, зная, что Чонгук скорее всего будет из тех отцов, кто делает триллионы фотографий своих детей и готов всерьёз драться хоть с десятилетними, если те заставят его сына или дочь плакать.
— Я вообще не могу представить Чонгука с ребёнком, — тихо, будто себе под нос, бурчит Юнги. — Он сам ещё ребенок.
— И довольно странный, надо сказать, — ухмыляется Сондже. Остаётся только гадать, каким, наверное, маленьким монстром был Чонгук в детстве.
— И не мог бы ты немного поучиться у Чона, пожалуйста? Он добровольно прыгнет в самую задницу ада и лично сразится с самим дьяволом хоть при помощи кухонной вилки, если это значит, что Чимин будет рядом. И все это знают, включая Чимина.
— …поверить не могу, что мы разговариваем об этом.
— Я тоже, и мне кажется, меня сейчас стошнит. Поэтому мы больше об этом не разговариваем. Никогда.
Они притворялись, что проблемы нет, но она была — словно бомба замедленного действия, ждущая самого неподходящего момента, чтобы рвануть.
Все эти мечты об их счастливом совместном будущем слишком дороги ему и посещают его голову слишком часто, чтобы разрушить этот хрустальный замок так просто — из-за собственных неосторожных слов.
— Потише, пожалуйста.
— Ага, на себя посмотри. Ну так, зачем ты это смотришь? У тебя нет никакого расстройства. Ты простой идиот, — поддевает Джексон, сужая глаза, чтобы лучше разглядеть написанное на экране.
— Я жду, — объявляет только что вернувшийся с патруля вместе с Мингю Сондже, — да всё никак не дождусь того дня, когда вы не будете препираться каждый чёртов раз, как я возвращаюсь в офис.
— Ну конечно, встречался. Посмотри на меня.
— Я поэтому и спрашиваю.
— Вау. Какой же ты уёбок.
Юнги кидает на него одобрительный взгляд. Чонгуку вполне этого достаточно.
— А почему нельзя просто найти его и поговорить? — растерянно спрашивает Джексон, так и не поняв, почему они решили именно так.
— Потому что люди врут. Я, если уж на то пошло, вообще не вижу смысла верить чему-то, кроме базы.
Чонгук ненавидит тот факт, что у него нет выбора.
Ему приходится с этим согласиться.
— …просто хотел поблагодарить тебя за то… что поделился. Я не виню тебя… я бы, наверное, так же сделал на твоём месте.
— Чувак… не надо, я теперь чувствую себя ещё большим ушлёпком. Можешь не быть таким милым? Может, лучше всё-таки по ебалу мне дашь, а?
Думай, Чон Чонгук.
Думай, чёрт возьми.
Чонгук пытается.
Намджун всегда говорил ему не принимать ничего на веру. Не судить книгу по её обложке. Юнги говорил ему — бесчисленное количество раз — быть осторожным с людьми, потому что их сущность чаще гнилая, чем нет.
Они были бы разочарованы им.
— Да, всё. Пока ты любишь меня, весь мир будет у наших ног.
— Мы не можем ничего с этим сделать. Всё горит, понимаешь? Пусть хотя бы ты будешь в безопасности.
Сокджин говорит эти слова, но едва ли ему удастся кого-либо обмануть.
Потому что он сам не верит в то, что говорит.
А затем, без всякого предупреждения, опускается на одно колено и достаёт маленькую коробочку из кармана.
— Ты бл… — начинает было Джексон, но Хонбин оперативно бьёт его по почкам, заставляя замолчать.
О, он помнит всё до мельчайших подробностей. Помнит свою готовность вступить во взрослую жизнь как дерзкий полицейский. Он выделялся среди остальных курсантов: держал голову высоко и всегда был полон гордости и уверенности.
— Господи, блять, да сядь ты уже! — взрывается Джексон, не в силах больше на это смотреть. — Тебя не на скотобойню ведут, а к алтарю. Что с тобой не так-то, а?!
— Я знаю Чонгука… возможно слишком давно, — начинает Намджун, вызывая в зале тихие смешки. — Он редко сдавал отчёты вовремя. Оставлял крошки у остальных офицеров на столах и удирал на задания… а также знатно бесил своего напарника, — поддевает он, и остальные офицеры одобрительно гудят, хихикая. — Однако, несмотря на всё это, он всё ещё один из лучших людей, с которыми я работал. За все эти годы я ни разу не усомнился в его преданности. Я бы с радостью прыгнул под пулю ради него, потому что он был и всегда будет для меня больше, чем просто коллегой. Чонгук для нас семья. Брат. Защитник. Тот, кому я с гордостью могу сказать спасибо… и я очень рад, что он смог встретить кого-то настолько храброго и замечательного, как ты, Пак Чимин. Пожалуйста, хорошо позаботься о нём, потому что… ну, мы все знаем почему, — с мягкой улыбкой продолжает Намджун, и Чимин улыбается ему в ответ.
— И ты, Чонгук, тоже, позаботься о Чимине, я надеюсь, мне не нужно объяснять, почему?
— Потому что он чёртово совершенство? — сверкая глазами, с надеждой предполагает Чонгук, и Намджун вздыхает.
— …это был риторический вопрос, — бормочет себе под нос он, и зал снова разражается смехом. — Итак, Пак Чимин, берёшь ли ты Чон Чонгука в законные мужья, пока смерть не разлучит вас?
— Я почти рад, что мы в разных участках, — шутит Чонгук, разворачиваясь и почти полностью укладываясь на Чимина.
— И правильно. А то бы я делал всю работу, а ты бы, не знаю, просто сидел и выглядел красиво, — самодовольно ухмыляется младший.